Начало: http://www.proza.ru/2014/01/08/1641 - часть 1
http://www.proza.ru/2014/01/08/1687 - часть 2
http://www.proza.ru/2014/01/08/1708 - часть 3
http://www.proza.ru/2014/01/08/1714 - часть 4
http://www.proza.ru/2014/01/08/1719 - часть 5
http://www.proza.ru/2014/01/08/1722 - часть 6
Сегодня идеальный загорательный день, то есть такой, каким представляет его человек, уставший от работы и шестимесячной зимы: тёплое море, пляж с нагретым песком, синее небо. Это мечта. Она обычно не имеет подробностей. А я вижу эти подробности: прозрачную половинку луны, рыбацкую лодку с высокой рубкой, губчатую, бурую поверхность большого камня в кружевном воротничке пены, маленький причал, лодку на песке и два водных велосипеда. Я слышу переливающийся шум от решительного удара волны о берег, обрывки женских голосов, жваканье шагов по гальке, смешанной с песком. Это группа, редких здесь, греческих варваров, проходит по моим солнечным часам.
Море сияет множеством переливов. Каждый из них - это луч солнца, отражённый водной ;морщинкой. Вода очень чистая. Она теряет прозрачность только из-за шторма или из-за дождя, когда с ручьями стекает земной сор и пыль. Дно галечное. Иногда на нём встречаются островки зелени с полуметровой травой. С высоты заросшие участки дна на голубой поверхности моря проступают тёмными пятнами.
Вблизи скал, под водой находятся отвалившиеся от них куски. Большие глыбы, опираясь друг на друга, иногда создают проходы. Волны часто выбивают в каменных берегах ниши. Из-за пустот внизу обрушиваются и верхние породы. Так образуются гроты. В тёмных пещерах и под нависающими камнями любят прятаться скорпены. Эти рыбы редко вырастают больше 30 см. в длину, но вид их ужасен. Бо;льшая часть тела – голова с огромной, для их размера, пастью. Углы костяных губ опущены вниз и придают морде недовольно-высокомерное выражение. Глаза большие и тусклые. На спине перепончатый плавник. Одна его кость, которая толще и длиннее других, ядовита. Укол её вызывает воспаление повреждённого места. Тело мясистое, в буграх, наростах и каких-то свисающих бодылках. Скорпена, как змея, периодически меняет кожу. Она умеет приобретать цвет окружающего её пространства. Надеясь на свою великолепную маскировку и незаглатываемость, это страшилище не спасается бегством от подводного охотника, а потому является лёгкой добычей. Выстрелить в неё можно чуть ли не в упор. А если, всё-таки, промахнёшься, то она снова выставит себя на убой, в полуметре от прежней позиции. Беззащитность страшной скорпены некогда защитила её, по крайней мере, от меня, заставив бросить охоту как глупое и жестокое занятие.
Морской мир Корфу, как мне показалось, не очень богатый. Я почти не видел крабов, кроме мелких, живущих в литорале. Весьма редки стремительные кефали. Они подходили к берегу только во время дождей и шторма, когда вода мутнела. В это время их можно было встретить даже на мелководье, где они тыкались носиками в прибрежные водоросли, склёвывая там что-то. Самая распространённая, пожалуй, рыбка в акватория пляжа - зеленуха. У неё ярко-зелёная спинка и тёмная полоска по боковой линии. Зеленухи здесь столь же обычны, как подорожник или одуванчик, на нашей лесной тропинке. Эти рыбки любят чудить и часто, качаясь в подводных мхах, поворачиваются хвостом вниз, показывая светлые брюшки, словно неживые. Но они очень проворны, и застать их врасплох, а тем более догнать, не просто. Изредка, куда-то по своим важным делам, проносятся мощные морские караси. На удивление редки медузы. Омары, вообще, встречаются только в аквариумах перед ресторанами, где они ждут богатого гурмана. Впрочем, кто-то рассказывал, что иногда приговорённого омара просто пересаживают в другой аквариум, а посетителю готовят замороженного.
Выходя из воды, я уношу на себе немного моря. Оно облизало меня с ног до головы и, наверное, уже считало своей собственностью. Но я ухожу, и оно стекает по ногам, и цепляется за ступни на мелководье, и до последнего не хочет расставаться, покрывая меня солёными, как слезы, каплями. Не оборачиваясь, иду и бросаюсь лицом на ионический остров, который прилипает ко мне тысячами песчинок сразу, словно держал свои объятья и ждал этого момента миллионы лет. Я долго лежу, без мысли, не отделяя себя от воздуха, прибрежных камней, чаек и шума волн. Здесь все клеется и не отпускает. Сквозь приоткрытый в замятой щеке глаз мне видны грязноватые полосы на указательном пальце - это недозревшая инжирина, которую я сорвал по дороге, чтобы рассмотреть, оставила на ладонях липкую плёнку. Шелковица покрасила язык, а солнце пробилось сквозь противозагарный крем 30-й защиты: “Я тебя видело. Ты делал мои часы на пляже “Посейдон”, ты ходил в горы в Палеокастрице, ты постоянно прятал от меня свой нос под смешной панамкой. Но я видело тебя и обшелушило тебе лоб и зашершавело и потемнило кожу. Это тебе мой привет на память и на дорогу. Мы ведь в Ленинграде так редко видимся друг с другом”
- Масяз?
В мой глаз заглядывает широкое, блестящее от пота, улыбающееся лицо китаянки. Она ещё в поиске. А её подруга, как пиявка, уже присосалась к полной даме.
- Нет.
- Масяз??
Греки и рядом не стояли по предприимчивости с китайцами. Если в стране и впредь будет исповедываться религия свободного рынка, то Греция как страна греков исчезнет.
- Нет!!
Пора идти есть мороженое.
На открытой площадке, в баре, около пляжа, я заказал мороженое у молодой, с пышными формами, полячки по имени Хельга. Чернолицый албанец тщательно протёр столик тряпкой, которой он перед этим возил по ножке бамбукового кресла, забрызганного песком. Другой албанец на берегу расставлял шезлонги. Хельга принесла мороженое, я сразу расплатился и дал одно евро чаевых, которые она приняла с удовольствием ребёнка, получившего шоколадку.
Бо;льшая часть мебели в кафе была сделана из бамбука: двухместные диванчики, кресла, ножки столов, стулья. Для каких-то деталей использовалась толстая часть ствола, а для других - потоньше. Иногда стебель разделялся на волокна, которые переплетались сеточкой или более сложным узором, образуя поверхность, крепившуюся к изогнутой бамбуковой же раме. Всё это было покрыто лаком и выглядело прочно и нарядно. Я давно доел мороженое и думал, каким способом можно выгнуть толстую бамбуковую трубу, не сломав её. В это время неожиданно вернулась Хельга в сопровождении грека-официанта. Этот официант, одетый в белую рубашку, кис-кис и чёрные брюки с фирменным металлическим крокодилом на заднем кармане, обычно осторожно ходил по пляжу в чёрных лакированных ботинках и предлагал отдыхающим напитки и закуски. Я запомнил его, потому что странно было, что полуголым людям прислуживал прилично одетый мужчина.
Сейчас у него было какое-то дело, и он не знал, как начать. Хельга упорхнула. Вероятно, она должна была познакомить нас и решила, что её миссия выполнена. Официант после небольшой паузы заговорил, начав со спасительной холодной погоды. Я поддержал его, но погоду ругать отказался. Он внимательно выслушал мой ответ и сразу поднял разговор до культурно-исторического уровня:
- Мы и Россия очень тесно связаны друг с другом.
В подтверждение он сцепил пальцы обеих рук.
- Да, да! Конечно.
Я с энтузиазмом кивнул, а он, переступив с ноги на ногу, продолжил:
- Мы православные.
- Да.
- Вы нам помогли с Кипром.
- Да.
Хотя я не уполномочен вести политические переговоры, но чтобы не было напрасных разочарований, должен бы был сказать ему: “чудак, на нас теперь нельзя надеяться. Мы теперь не те, что в 1976. У нас, а точнее у тех, кто нами правит, нет никаких интересов, кроме денег. И мы, то есть они, за них маму родную продадут или даже скушают. Не то, что Грецию... Не надейся на нас, дорогой.
Но что это? Официант говорит про какую-то “свежую рыбу”. Экий! Вкрался в доверие и хочет раскрутить меня на целый обед. Я же взял уже мороженое! Что ж им ещё? Сижу, пишу, никому не мешаю. Нет - ешь рыбу! Ну ладно … несите.
“Нет, нет” – отмахивается официант – “не надо рыбу. Я хотел узнать: как будет “свежая рыба” по-русски”
А! Вот в чём дело. Я внятно произношу: “свежая рыба” – а он записывает в блокнотик.
Потом он узнаёт про спагетти, которые я ему не перевожу в толстые жёлтые макароны, а так и оставляю в их изящном итальянском состоянии. Он с удовольствием записывает это универсальное слово. Спрашивает ещё несколько блюд, пока не доходит до свинины. Я не сразу понимаю, и он на листочке рисует поросячий пятачок. В заключении и в дополнение к уроку, я рассказываю ему, что “калимэро” по-русски переводится как “здравствуйте” Он благодарит. Мы жмём друг другу руки, от барной стойки улыбается Хельга, и мы расходимся, как это часто бывает в нашей жизни, навсегда.
* * *
Всё кончается.
Эти две недели натягивалась невидимая пружина моего хотения домой. Мне надоел английский язык, белёные поребрики, теснота существования, выстроенного в одном измерении вдоль линии дорог. Я соскучился по голубям, по своему дому. Мне надоело быть улиткой, которую кормят трудолюбивые муравьи, чтобы выжать из неё драгоценное евро. Одним словом - я отдохнул и хочу домой. До дрожи, с которой мокрый пёс стряхивает с себя воду, я хочу стряхнуть с себя всё прилипшее, чужое. Завтра отлёт, и я не буду ложиться спать, чтобы ждать возвращения из отдыха в жизнь.
Но ласковый остров Корфу останется в моей благодарной памяти.
Конец.